Месть княгини Софьи  - Александр Прозоров

– Сейчас, погоди. – Иван Котов поднялся, подкатил от стены бочонок, ковырнул верхние доски, черпнул желтого шипучего напитка, принюхался: – То ли квас, то ли брага, не понимаю. Что скажешь, дружище, ты же знаток?

Вторуша подступил, пригубил и сообщил:

– Брага. Ячменная. Пиво, что ли, сварить хотели?

– Чего получится, то и ладно, – отмахнулся повар. – Мы не гордые, вином каженный день не балуемся.

– Даже самое лучшее вино тоже приедается, друже, – наставительно ответил Вторуша. – И покупателю хочется разнообразия. Знатный князь, месяц пивший одну лишь немецкую петерсемену, согласится даже на брагу, лишь бы не то же самое. Либо правитель, всему предпочитающий стоячий мед, вдруг попробует мед необычный. Вот, скажем, Дмитрий Красный как однажды вкусил мед ревеневый, так потом даже тройной цены не боялся! Весь товар забирал, каковой токмо имеется!

– Ты сей медок все нахваливаешь да нахваливаешь, Поганец! Дал бы лучше хоть разик глотнуть!

– Так сказываю же – напиток редкостный, всего три-четыре бочки в год настаивается. Просто так в погребах не лежит. Заказывать надобно, привозить.

– Ну так закажи! – решительно стукнул кулаком по столу пьяный повар. – Знамо, заставить ключника или князя закупаться вином у другого купца, заместо старого и привычного, мне не по силам. Но отпробовать разик-другой редкостного напитка я его как-нибудь уговорю!

– Да-а!!! – едва не закричал от восторга московский лазутчик. – Обязательно закажу!

11 сентября 1451 года. Москва, женская половина Великокняжеского дворца

Софья Витовтовна медленно шествовала по коридору, от одного окна к другому, сложив ладони на животе, а за ней в полушаге семенила молодая Великая княгиня и спешно рассказывала:

– Двести пудов заложено в амбары осадные под северной стеной, сто восемьдесят семь в амбар под Водовзводной башней и там же восемьдесят возков сена лугового, да сто двадцать соломы подстилочной, да еще овса для лошадей… Овса… – Мария Ярославовна засуетилась, прокрутила свиток: – Было же оно, я помню! – и виновато вздохнула: – Прости, матушка.

– Не извиняйся, Ягодка, – спокойно остановила ее вдовая княгиня. – Это ведь ныне твое хозяйство, а не мое. Просто опосля сверишься. Теперь ты понимаешь, отчего столь полезна сверка записей хотя бы один раз в месяц? Припасы уходят, добавляются, опять уходят… В сей суете целые столбцы порою теряются. Посему амбарные книги надобно вести отдельно, а записи оброчные отдельно. И через месяц сверка, что и где пребывает.

– Спасибо, матушка, я запомню, – опустила свиток правительница.

– Тогда ступай к супругу, милая, встречайте гостей, – разрешила Софья Витовтовна. – Я сама проверю, сколько и чего на кухню выдано.

Княгиня-мать спустилась к кладовым, окунувшись в густые жаркие ароматы копченостей и жаркого, ответно кивнула поклонившейся ключнице, спросила:

– Как дела с подготовкой к пиру, Пелагея? Все ли в порядке, всего хватает?

– Твоими заботами, великая госпожа, – опять поклонилась ключница, распрямилась и добавила: – Сегодня привезли письмо от одного из твоих слуг. Сказывает, нашелся у него знатный покупатель на знаменитый ревеневый мед. Надеется получить бочонок как можно скорее.

– Ты о чем? – поначалу не поняла вдовая княгиня.

Пелагея ничего не ответила.

Софья Витовтовна нахмурилась, но потом вдруг вскинула подбородок.

– А‑а‑а, ревеневый мед! Сказываешь, на него наконец-то нашелся покупатель? Это доброе известие. Стало быть, хоть кто-то полезным делом занимается. А не просто пиры победные затевает, вернувшись уже в который раз с пустыми руками! – Она снова нахмурилась, но гневалась явно не на собеседницу и ее знакомца. Наконец произнесла: – Отпиши, что я довольна и его хвалила. Вскорости он получит свое угощение. Пока же давай вернемся к пиру. Что ты готовишь главным блюдом, а что на опричный стол?

– Осетр трехпудовый во главу, пудовые на крылья, семга полтора пуда в опричнину, – с готовностью принялась отчитываться ключница…

* * *

«Редкостный напиткок» Вторуша привез из Москвы самолично – рассчитывая угодить с товаром к Рождеству. К празднику он успел – однако же князь Шемяка на святое торжество решил отъехать к Изборску, к святым ключам. От них государь повернул в Печоры, затем в Великие Луки и уже оттуда вниз по Ловати зимником добрался в Великий Новгород.

Путь этот легко назвать словами. Однако на лошадях, да с обозом, да с остановками и поклонением святыням, с разрешением накопившихся земельных и имущественных споров, с судом государевым над людьми, ищущими справедливости, – со всеми этими обязанностями, лежащими на каждом из князей и бояр, дорога заняла время аж до конца марта.

Терпеливо выждав до апреля, Вторуша навестил своего друга с увесистым бурдюком и предложил:

– Самое время государю нашему редкостный напиток к празднику предложить. До Пасхи всего ничего. Пусть Дмитрий Юрьевич душу свою порадует!

– Не ко времени, друже! – попивая терпкую петерсемену, мотнул головой повар. – Надарили уже государю всякого варева сверх всякой меры. Надо бы выждать, покуда пиры отгуляют. Когда погреба опустеют, а старые вина навязнут в зубах, тогда твой новый напиток и предложим. Авось, Поганец, незнакомый вкус и понравится.

– Ладно, пусть будет потом, – со вздохом смирился купец, ибо выбора у него все едино не имелось.

Но прошло еще почти два месяца, прежде чем дождливым июньским вечером, теплым, липким и душным, к нему в лавку ввалился государев повар, сияющий, как медный умбон на щите у рынды, и рявкнул во всю глотку:

– Наливай, Поганец! Я договорился! Завтра поутру привози свое зелье ревеневое на государево подворье. За обедом испробует.

– Ну, наконец-то! – обрадовался лазутчик. – Заходи, с меня причитается.

– Коли получилось, может, и мне хоть пару глоточков меда столь редкостного нацедишь? – вкрадчиво предложил Иван Котов.

– По одному стаканчику, друже, – так же полушепотом ответил Вторуша. – И более ни-ни! Но токмо обожди. Мед у меня в погребе стоит, на холодке. Сейчас принесу.

Купец обернулся туда-обратно почти бегом. Вернувшись, легкими постукиваниями рукояти ножа расшатал затычку на боковине бочонка, выковырял ножом, резко катнул емкость набок, подставив под отверстие кувшин, потом сразу обратно и, своим телом закрыв товар от гостя, расстегнул поясную сумку, вынул заветный шарик, уронил в отверстие и тут же вбил пробку на свое место. И по кругу залил ее воском с горящей свечи, надежно запечатывая все возможные щели от подтекания.

Затем разлил нацеженный напиток по стаканам и искренне провозгласил:

– За государя нашего, Дмитрия Юрьевича!

Хмельной мед с явственной кислинкой показался обоим мужчинам неплохим – но не более того, и потому друзья без сожаления перешли на немецкое вино.